Вот чуточку:
Легенда
После смерти Авель увидел Каина. Они шли по пустыне
высокие, и видно их было издалека. Они сели на землю, развели
костер и согрели себе еду. Молчали, как всякий уставший после
долгого трудного дня.
На небе зажглась одна, еще никем не названная звезда. Каин
сказал брату:
-- Прости.
-- Я не помню уже. Мы вместе опять. Кто кого убивал, брат?
-- Вот теперь ты простил меня, Авель. Забыть -- это значит
простить. И я постараюсь не помнить.
-- Да, мой брат. Лишь пока вспоминаешь -- виновен.
Фрагмент апокрифического евангелия.
3. Несчастны нищие духом, ибо под землей будет то, что над
ней.
4. Несчастны плачущие, ибо жалкое это умение -- плакать.
5. Блаженны знающие, что страдание не венец Славы.
6. Недостаточно быть последним, чтоб хоть раз оказаться
первым.
7. Блаженны не алчущие правоты, ибо либо она у всех, либо
ни у кого.
8. Блаженны -- простивший всех и простивший самого себя.
9. Блаженны кроткие, ибо не опустятся до раздоров.
10. Блаженны не алчущие справедливости, ибо знают, что
судьба, горестная и радостная, наша судьба -- неизменима.
11. Блаженны милостивые, ибо награда им в милосердии их, и
другой награды не ждут.
12. Блаженны изгнанные за правду, ибо она важнее судьбы.
13. Никто не соль земли, никто никогда ею не был.
14. Так да светит свет, даже если никто из людей не увидит
его. Бог увидит.
15. Нет закона, который нельзя нарушить. Таков и Мой
Закон, и тот, что пророки дали.
16. Блаженны чистые сердцем, ибо узрели Бога.
17. И тот, кто убил справедливо, или думая, что
справедливо -- не повинен тот.
18. За дела свои люди не заслужили ни огня, ни небес.
19. Не ненавидь врага, ибо станешь его рабом. Злоба твоя
не сильнее любви твоей.
20. И если правая рука соблазняет тебя -- прости ей. Ты
сам -- и душа и тело твое, и нельзя разделить их.
24. Не делай из истины культа, ибо нет человека, чтобы
много раз с умыслом не солгал.
25. Не клянись, ибо клятва всего лишь слово.
26. Противься злому, но без гнева и возмущения. Ударившему
тебя по правой щеке, обрати и другую, если нет страха в сердце
твоем.
27. Я не учу вас ни мести, ни прощению, ибо только
забвение -- месть, и только оно прощение.
28. Делай добро врагу твоему, ибо это не сложно и
справедливо. Возлюбить его -- дело ангелов.
29. Делай добро врагу твоему -- это лучший способ смирить
гордыню.
30. Не копи золото на земле, ибо золото порождает
праздность, а праздность -- тоску и скуку.
31. Думай, что все правы. Или же будут правы. Если же
будет не так, то нет в том твоей вины.
32. Бог совершенней людей. Он будет мерить нас Божьей
меркой.
33. Дай душу собакам, дай бисер свиньям, самое главное --
дай.
34. Ищи, не дабы найти, а ради счастья искать.
35. Дверь может выбрать сама. Человек -- нет.
40. Не суди дерево по плодам, а человека по труду его. И
лучше они могут быть, и хуже.
41. Нет ничего, что стояло бы на камнях, все стоит на
песке. Но наш долг строить на песке, как на камнях.
47. Счастлив бедный без скорби, и без гордыни -- богатый.
48. Счастливы смелые примут они и победу и поражение.
49. Счастливы сохранившие в сердце своем слова Вергилия
или Христа, будет светло им в жизни.
50. Счастливы влюбленные и те, кто смогли обойтись без
любви.
60. Счастливы те, кто счастливы.
Гаучо
Кто-то сказал им, что их предки пришли по морю; кто им
сказал что такое море.
Метисы белых кровей. Их врагами были метисы красной крови.
Миллионы людей не слышали слова "гаучо", или знали его как
ругательство.
Им было знакомо движение звезд, повадки птиц и законы
ветров, они помнили форму туч и знали луну в лицо.
Они пели тихо и медленно, до зари у них не было голоса
вовсе.
В отличие от крестьян им была не чужда ирония.
Нищие и забитые, -- как они были гостеприимны!
Когда-то их сбил с пути хмель сумасшедших суббот.
Они убивали и умирали спокойно.
Они не были набожны (что им глупые суеверия!), жизнь
приучила их уважать только силу и волю.
Приписываемый им диалект, их грубый, вульгарный стих --
это дело людей из города.
Они не искали себе приключений, это кони несли их вдаль.
Далеко-далеко, к войне.
У них нет одного вождя. Они были людьми Рамиреса, Лопеса,
Артигаса, Кироги, Бустоса, Педро Кампбеллы, Росаса, Пеналосы,
Саравии, Уркезы, и того Рикардо Лопеса Джордана, который убил
Уркезу.
Они не за родину умирали, это только пустое слово, они
умирали вслед за своим случайным вождем, либо если опасность
зазывала их в гости, либо просто так получалось.
Их прах затерялся в разных краях Америки, на полях
знаменитых сражений.
Хиларио Аскасуби видел их драки и слышал их песни.
Они прожили жизнь во сне, не зная кем или чем они были.
Когда-нибудь это случится и с нами.
Молитва
Я повторяю и повторю, тысячу раз, Господи, на двух языках
мне родных, я прочту Тебе "Отче наш", и опять прочитаю, но
вновь до конца не пойму.
Этим первым утром в июле 1969 года я прочту, наконец-то
другую молитву, свою, а не ту, что мы получаем в наследство.
мне нужна будет сверхоткровенность, странная, не привычная
людям. Ну не просить же, чтоб не закрылись мои глаза.
Нелепость, они закроются даже у тех, кто видит, у миллионов
людей, -- несчастных, неумных и злых. Ведь течение времени --
цепь из следствий причин и случайностей, -- и просить у кого-то
пощады -- это просить, чтоб из'яли звено из железной цепочки
судьбы. Абсурд. Нет звена -- развалилась цепочка. никто не
вправе этого попросить. Я не поверю, что мне могут проститься
грехи. Прощает кто-то другой, ноя знаю, что спасать себя --
только мне. Избавить меня от лени и нерешительности? Но я тешу
себя надеждой, что я сам избавлюсь от них, если нужно. Я смогу
проявить смелость , которой нет и в помине, я смогу проявить
терпение, которого во мне нет, даже заставить себя выучить
что-то такое, о чем знаю мало или только догадываюсь. Еще бы
хотелось, чтобы меня вспоминали как друга, чаще чем как поэта.
чтобы кто-то другой, повторяя ритм Дунбара, Фроста, человека
смотрящего в полночь на кровоточащее дерево, Крест, вспомнил
бы, что впервые услышал его от меня. Остальное меня не волнует,
я верю забвение не задержится. Мы не знаем даже на чем держится
наша Вселенная, -- быть может на наших добрых мыслях и на
справедливых делах? -- нам никогда не узнать.
Я хочу умереть весь, я хочу умереть вместе с ним -- со
своим телом.
Буэнос-Айрес
Что такое Буэенос-Айрес?
Это Пласа де Майо, куда усталые и счастливые они
вернулись, отвоевав свое.
Это лабиринт огней, когда мы подлетаем к городу, а внутри:
это улица, поворот, этот последний дворик, эти спокойные вещи.
Это место, где был казнен один из моих предков.
Это большое дерево на улице Хунин, которое, не зная того,
дает на прохладу и тень.
Это длинная улица хижин, где ломается и навсегда пропадет
западный ветер.
Это южный причал, за который держится Космос.
Это дверь под каким-то номером, где я провел десять дней и
ночей, неподвижен. Вспоминаю как целую вечность.
Это бронзовый всадник, что бросил на землю тень. Тень
ползет по земле, в день совершая круг.
Это тот же памятник под дождем.
Это угол улицы Перу, где Хулио Кесар Дабове говорил, что
зачать ребенка. дать ему выйти в жизнь, в страшную жизнь, --
преступно.
Это Эльвира де Альвиар за своим бесконечным романом, что
начат словами с чистой тетради, а далее -- неразборчиво.
Это шпага служившая раньше войнам, а сегодня не столько
шпага, сколько воспоминание.
Это день, когда мы покидаем женщину, и день, когда женщина
покидает нас.
Это арка на улице Боливара, за которой -- Библиотека.
Это и полинялые деньги, и поблекший дагерротип, --
собственность времени.
Это вечная пьеса, где умер Пауль Гроссас.
Это последнее зеркало, отразившее лик моего отца.
Это лицо Христа, которое я увидел разбитым, в пыли, на
одном из кораблей Сострадания.
Это высокий дом, где я и моя жена переводили Уитмена, чье
влияние (дай-то Бог!) даже на этой странице.
Это Лугонес, смотрящий в окно купе, на то, как предметы
теряют форму, и думающий о том, что больше не надо их называть
словами, ибо это последний путь.
Это безлюдная ночь, запертое кафе в переулке Одиннадцати,
где покойный Македонии Фернандес говорил мне, что смерти нет.
Не хочу продолжать, это слишком мое, личное. Эти вещи
слишком самостоятельны, чтобы строить из них город.
Буэнос-Айрес -- это другая улица, по которой никто не
ходит, это та сердцевина яблока, тот самый последний дворик,
который закрыли здания, это мой враг, если есть вообще таковой,
я ему (впрочем, как и себе) посвящаю стихи, это старая книжная
лавка, которую снова находишь, это то, что исчезло и то, что
будет, это там, впереди -- неизвестность. Это центр, окраина,
пригород, незамеченный и желанный, никогда не мой и не твой.
|